ЮРИЙ КО Вместо биографии

Вместо биографии

Что может сказать о себе вымышленный автор, сконструированный от начала и до конца своим творцом? Одним словом - причуда творца. Зачем я нужен ему, не знаю и сейчас. Слышал только однажды, что занят он неким экспериментом. Больше ничего по поводу моих родителей сказать не могу.

Итак, родился я в последнем десятилетии минувшего века. Рождался, как и все, в муках. Вначале был только замысел, да и тот несколько расплывчатый. В результате на первых порах меня несколько раз подправляли и переиначивали. Но, в конце концов, я был наделен системой центральных аттитюдов, затем была выработана система моих ценностей, я познал нравственный закон и стал различать добро и зло. И когда творец примерил мою личину, я ощутил в полной мере чувства и эмоции, я понял, что такое вера, надежда, любовь. Творец дал мне жажду жить, и я ощутил страх пред небытием. Творец вдохнул в меня прошлое, и я ощутил связь с родиной, человечеством и всем миром. Творец дал мне разум, и я возжелал познать истину. И тогда он молвил мне: "Живи и твори! Но помни – путь твой трагичен, ибо с первого дня ты отвергнут эпохой". Я не знал тогда, что означает быть отвергнутым, и с легким сердцем согласился, потому что ощутил в себе некое поручение. Я только спросил: "Как мне творить?". И ответ был дан: "Пером твори, ибо меня интересует твой читатель". И я услышал зов призвания и начал писать.

Первое прикосновение к перу робкое, неумелое. Я имел знание жизни, но совершенно не имел профессиональных навыков литератора, писал по наитию. Творец улыбался и подбадривал меня: "Это как раз то, что мне надо". Вначале я интересовался мнением творца о результатах моего творчества. Он иронично посмеивался и весело шутил: "Ты, брат, конечно, не эпоха в литературе". Но тут же добавлял серьезно: "Важно, что за текстом чувствуется живая и прозрачная душа автора. А это, согласись, в нашем случае очень даже интересно. А литература, так она возможно и должна быть такой. Прежде всего - живое человеческое слово, мысль и добрые намерения автора. А всё это снобистское и тщеславное жонглирование формами, поверь мне, не стоит и ломаного гроша". И я поверил, что творчество моё имеет смысл и значение.

Очень скоро я почувствовал в себе необходимость формулировать свои концепты, и они перед вами. После этого я стал писать по-настоящему, так мне казалось. Я не искал ни славы, ни признания, я просто жил, слившись со своими героями. Для меня литература и жизнь - синонимы, так я создан.

Меня очень заинтересовал жанр мини-романа, я отчего-то решил, что за ним будущее литературы. Я тогда ещё не знал, что такое окололитературная среда, издательства, редакции. Я только видел, что книжные полки магазинов и библиотек завалены множеством книг с пустым словом. Видел и недоумевал.

В паузах между романами я писал рассказы, стихи, пробовал сатиру и драму, перемешивал жанры. В общем, жил в своё удовольствие, пусть и страдал со своими героями. Но пришло время, и творец напомнил мне цель моего существования. Он сказал: "Первый этап эксперимента завершен, и мне нужен теперь твой выход в свет". Сказал и усмехнулся. И я понял, что он не только мой творец, но и хозяин.

И я, как щенок, повинуясь воле хозяина, стал рассылать свои произведения разным известным людям. Истратил немало бумаги и средств, но в ответ не получил ни единого слова. Я был чрезвычайно расстроен, а хозяин, наоборот, был весел. Сквозь смех он говорил мне: "Хватит, братец, у меня карман не бездонный, так ты меня и разоришь, чего доброго". Затем добавил серьезно: "Ты помнишь, кто ты такой? Ты отвергнутый! Так что всё идет по плану. Пришло время показать тебя окололитературной среде".

Каково было моё удивление, когда я столкнулся с окололитературной средой. О том, что там нередко процветает междусобойчик, и победу празднуют корпоративные интересы, я догадывался, исходя из общего знания жизни. Но я буквально замер, когда увидел толпы претендентов, атакующих литературные подмостки. Тысячи и тысячи взыскующих, а поэтов и писателей можно на пальцах пересчитать. Заметив моё замешательство, хозяин твердо сказал: "Иди, и будешь отвергнут! А на толпу не обращай внимания, это окололитературный шлам". И тогда спросил я: "А где же настоящие поэты и писатели?" И он ответил: "Их мало, очень мало, и это хорошо. Печально другое, некоторые из них не будут услышаны. Жребий Фортуны слеп и из толпы выхватывает случайных людей. Иди!"

И я пошел и был отвергнут. И сознание моё стало меркнуть, а личность распадаться. Когда я написал "Вопиющие в пустоте", творец сказал: "Похоже, тебя приговорят к распятию. Теперь мне нужны твои читатели, иди к ним, ибо наступает последний этап эксперимента". И я спросил: "Читатель должен знать, кто я такой?". Он ответил сухо: "Да, это одно из условий эксперимента".

И вот я весь перед вами, во всей своей творческой наготе. Судите меня!

На главную