ЮРИЙ КО Фео

Фео

Фео стояла на самом краю каменистого утеса, уходящего к морю отвесной стеной, и соленый ветер трепал ее густые черные волосы. Ее голубые глаза были обращены в морскую даль, пытаясь разглядеть там баркас под парусом, на котором отец ушел в море. Они жили здесь одни, на пустынном мысе, где над самым обрывом взмывал вверх двадцатиметровый маяк, а рядом с ним приютился маленький белый домик под черепицей на три окна. До ближайшего городка было около трех километров. Отец Фео уже много лет был смотрителем этого маяка, и маленький домик, в котором они жили, он выстроил своими руками. Так случилось, и это печальная история: мама умерла, когда Фео не было и трех лет. Все, что осталось у Фео от мамы, это несколько фотографий, маленькие золотые сережки да могилка в ста метрах от их домика. С той поры и жили они с отцом вдвоем, если не считать пса Матроса, козы да десятка кур. Нельзя сказать, что одиночество угнетало Фео. Она сторонилась людей и даже остерегалась их. Ей было неприятно их постоянное желание извлечь из всего пользу. Фео была далека от житейского прагматизма, душа ее жила морем и поэзией. В ожидании отца она смотрела вдаль, а внутри у нее пело: "Белеет парус одинокий в тумане моря голубом ..." Но море было пустынным. Стояла середина мая, и погода по этой поре была неустойчивой. Вот и сейчас с моря пошел туман. Он наплывал серыми, рваными клочьями, волна за волной, оставляя за собой холодные капли на траве и камнях. Солнце едва пробивалось через толщу тумана. Затихли, нахохлились птицы, тоскливо было и душе. Казалось, что нет уже на свете солнца, нет тепла и нет души, уверовавшей в другое. Но Фео знала, что часа через два опять появится солнце. И, действительно, к полудню солнечные лучи снова пробились к земле и начали отвоевывать себе пядь за пядью. На солнечных полянах тут же стали собираться птицы, шумно приветствуя возвращение солнца. Фео опять запела "белеет парус одинокий", и, как бы повинуясь ей, минут через пять из-за ближайшего мыса показался парус отца. До него было около мили. Фео быстро спустилась к морю по узкой и крутой тропке, пробитой когда-то ее отцом. Она очутилась в крошечной лагуне, где они и держали свой баркас да маленькую лодчонку. Фео села в лодку, выправила парус и отошла от берега навстречу отцу. Красный парус из парашютного шелка легко гнал лодочку по небольшой волне. Прохладные соленые брызги нет-нет, да и попадали на лицо Фео. Она улыбалась, облизывала их с губ и шептала: "Это море целует меня". Минут через десять лодочка подошла к борту баркаса.

- Как улов, кэп, - спросила она отца.

- Кое-что имеется, - и он поднял на металлическом крюке экземпляр камбалы килограмм на десять.

- Чур, шипы обрезаешь ты у этого страшилища, - поспешила определиться она.

- Хорошо, юнга. Тогда вам придется тащиться на рынок с этой мелочью, - и он, сбросив брезент, открыл корзину, заполненную рыбой.

- Может быть, мы ее засолим и обойдемся без базара, - неуверенно предложила Фео.

- Мы ее и отдать можем, только на что тогда хлеб покупать. Ты же знаешь, как нам платят жалование, - ответил отец.

- Ладно уж, - согласилась Фео, перебираясь к отцу и переводя лодчонку за корму баркаса.

Когда они были уже дома, отец, освободившись от работы с рыбой, сказал: "Наверное, ты права, и делать тебе на рынке нечего". Затем подвязал корзину к багажнику велосипеда и, выруливая на дорогу, ведущую к городку, посоветовал Фео: "Тебе лучше готовиться к экзаменам. Не собираешься же ты провести здесь всю свою жизнь".

-"-

Отец вернулся к заходу солнца. Он разгрузил сумки и протянул Фео две коробки. В одной было нарядное платьице для выпускного бала, а в другой - белые модельные туфельки.

- Примерь, - попросил он Фео.

- Это же стоит уйму денег, - щебетала она, поворачиваясь перед зеркалом.

- Не такую уж и уйму, - улыбался отец, глядя на дочь. - Взял небольшой кредит, за месяц отдам рыбой. Договорился с рестораном в городе... А вот тебе подарок ко дню рождения.

И отец протянул ей стопку книг. Это была антология мировой поэзии. Эти книги в великолепном переплете и с множеством иллюстраций стоили очень дорого. Фео могла только мечтать о таком подарке, и вот мечта ее сбылась. Обычно сдержанная, она бросилась к отцу на шею и покрыла его лицо поцелуями:

- Папочка, ты даже не представляешь, как я мечтала о таком подарке.

- Я рад, что тебе понравился мой подарок, - ответил он, а сам подумал: "Боже, как она похожа на мать! Не только внешностью, но и голосом, и движениями, и характером".

На следующий день ранним утром он, выходя в море, сказал ей:

- Теперь я буду уходить на промысел каждый день, - и, увидев ее печальные глаза, добавил: - Это продлиться всего две-три недели.

- Передавали штормовое предупреждение, шторм во второй половине дня. Не ходи сегодня в море, - просила Фео.

- До обеда я вернусь, - успокаивал ее отец.

Девушка глазами провожала баркас, пока в утренней дымке был виден его парус. Через два часа небо потемнело, задул шквальный ветер, на море разыгрался жестокий шторм. Ни к обеду, ни к вечеру отец не возвратился. Всю ночь Фео простояла на берегу, вглядываясь в ночную мглу. Шторм не утихал. С рассветом, наблюдая за разбушевавшейся стихией, она молила: "Господи, верни папу. Не оставляй меня одну на этой земле".

Но прошли дни в тягостном ожидании, убивая окончательно надежду и оставляя в душе жгучую горечь утраты. Фео бродила целыми днями по пустынному берегу, надеясь отыскать хоть что-то. Но море забрало всё, без остатка. Так Фео осталась одна. И некому было ни утешить, ни поддержать ее. Только горькие слезы ночами были лучшими подругами.

Теперь она выходила к обрыву в подаренных отцом платье и туфельках и часами стояла, вглядываясь в морскую даль. И море уже не вызывало у нее восторга. Оно представлялось ей жестоким и чужим. А его голубизна казалась оптическим обманом. Зажигая теперь вместо отца каждый вечер маяк, она думала только о душах, погребенных заживо в морской пучине. И этот маяк должен был стать путеводной звездой для них. Спасаясь от душевной боли, Фео сама стала писать стихи. Это были короткие и очень печальные стихи. Но прочитать их было не суждено никому.

-"-

Однажды к маяку подкатила группа парней на мотоциклах. Они были изрядно пьяны. Ворвавшись в дом и перевернув там все вверх дном, требовали денег. Когда Фео пыталась бежать от них, настигли тут же, у дома. Один из подонков повалил ее на землю, намереваясь насиловать. Да Матрос в ярости оборвал цепь и схватил мертвой хваткой насильника за горло. Никто никогда его этому не учил. Мерзавец поднялся на ноги, пытаясь освободиться от собаки, но это было уже невозможно, и в следующую минуту он упал замертво. Воспользовавшись помощью Матроса, Фео укрылась в башне маяка, закрыв дверь изнутри. Но негодяи, убив пса, искусанные и разъяренные, бросились штурмовать маяк. Через полчаса им удалось высадить дверь. Фео, уходя от них, поднималась все выше и выше по лестнице. Вот она уже на верхней площадке. Преследователи настигают ее, грязные руки в наколках тянутся к ней, а тупые, бритые головы регочут. За спиной у Фео только перила площадки. И тогда она в отчаянии бросается вниз через эти перила. Последняя мысль ее была о том, что море не так уж и жестоко по сравнению с людьми. Тело ее падает на прибрежные камни, а набегающая волна захватывает его и уносит в пучину.

На главную