ЮРИЙ КО ЖИЗНЬ НА ВСХЛИП

ЖИЗНЬ НА ВСХЛИП

Сколько себя помнил щенок, он знал только этот дом с узким высоким фасадом в три этажа и опускающимися металлическими жалюзи на входе, которые неприятно грохотали и скрежетали, когда их закрывали на ночь или открывали с каждым наступающим новым днем. В доме были прохладные полы с узорами из мраморной крошки, на которых так любил поваляться в жаркие дни щенок. А жарких дней было очень много в году, и еще полгода шли дожди каждый день, а то и по несколько раз в день. Это были тропические дожди, вода лилась с неба сплошной стеной, раскачиваясь под ветром, как занавеси на окне под сквозняком. В эти минуты щенок ощущал себя особенно счастливым, потому что у него был дом, в котором он спокойно переносил непогоду, и добрый хозяин, что заботился о его пропитании.

В доме жил он да хозяин, и более никого. Хозяин звал его Коко, и щенок привык откликаться на это имя. Как звали хозяина, Коко не знал, но это было и неважно. Для него хозяин был всем, только с ним он связывал свое существование, из его рук он получал пищу, с ним делил кров, с ним проводил вечера и ночи. Днем хозяин иногда уходил, случалось надолго, и тогда Коко тосковал, чутко прислушиваясь к шагам и шорохам на улице. Но, в конце концов, хозяин возвращался, и наступали радостные минуты. Он надевал белые полотняные брюки, майку в синюю полоску и они отправлялись на кухню готовить еду. Коко ел то же, что и хозяин. Коко не любил только белые корешки со странным привкусом да приправу с очень резким запахом. Но более всего Коко не любил запах, исходящий от тележек, в которых торговцы возили изо дня в день по улицам вяленные протухшие кальмары. Впрочем, хозяин их никогда и не приносил в дом. После трапезы хозяин раскуривал трубку и садился за книги в своей комнате. Здесь он читал и что-то писал до глубокой ночи. А Коко лежал у его ног, на душе было покойно. В эти минуты особенно часто волна глубокой привязанности и благодарности к хозяину захлестывала всего Коко, и тогда он лизал ноги хозяина. Когда же хозяин говорил ему: "Коко, перестань", он просто клал свою голову ему на ступни ног и блаженно засыпал.

Вся жизнь, весь мир для Коко ограничивался их домом с маленьким замкнутым двориком, что располагался за кухней, и прилегающим к фасаду дома участком улицы. Правда, за двориком были еще задворки с руинами. Однажды узкие металлические двери дворика, ведущие к этим задворкам, были открыты, и Коко видел, как по этим руинам шныряли на коротких ножках наглые существа в серых шкурках с длинным голым хвостом. Одно из них даже оскалилось своими острыми клыками на Коко, когда тот начал отчаянно лаять на приблизившегося к самой двери нахала. Но калитку открывали очень редко, последний раз это было, когда в доме делали ремонт. Тогда же через открытую калитку Коко увидел, как какие-то люди сдирали шкуру с пойманных серых существ и жарили их тушки на костре тут же, нанизав на металлические прутья. Зачем люди это делали - Коко не знал. Не знал Коко и многого другого. Например, цели своего пребывания в этом доме. Но над этим Коко как-то не задумывался, а более всего его тревожила другая тайна. По выходным дням пополудни из дома, что располагался через дорогу наискосок, и от которого по вечерам и до поздней ночи доносилась музыка, смех и людской гомон, вот из этого дома, когда солнце было в зените, доносились тревожные для сердца Коко звуки. Вначале это были повизгивания, которые довольно быстро заканчивались стоном, похожим на всхлип. Минут через десять-пятнадцать все опять повторялось. Так происходило несколько раз, пока все не затихало до вечера, когда вместе с сумерками дом расцвечивался яркими огнями, и оттуда начинала доноситься музыка.

Но сегодня был не выходной, а обычный день, и тревожные звуки не тревожили Коко, поэтому он не думал о странном доме веселья и всхлипов. Коко лежал у входных дверей под тенью балкона второго этажа и вяло сквозь пелену испарений наблюдал за отдельными мотоциклами, проезжающими по их улице. Собственно это была не улица, а тихий переулок, но Коко не знал этого. Не знал Коко и то, что город, в котором они проживали с хозяином, назывался Сайгон. Коко не разрешалось бегать по улицам и, когда он выходил на порог, хозяин цеплял на его ошейник цепочку. Вот и сейчас Коко думал не о свободе, которой он не знал, а вспоминал вчерашнее рагу из свинины, которое, наверное, еще осталось в голубой кастрюльке на кухне. Тем временем небо очень быстро затянулось мглой, и по нему поползли тяжелые черные тучи. Хлынул послеобеденный ливень, и на Коко стали попадать брызги дождя, залетавшие под балкон. Коко отполз за проем дверей в дом и продолжал наблюдать за лавиной дождя, которая устремлялась на землю и неслась по дороге и тротуарам, смывая накопившуюся за день грязь. С улицы ветром в дом заносило прохладу. Этим и нравился Коко дождь. Вдруг на ступеньки его дома заскочил весь мокрый от дождя худой рыжий пес с облезлым боком. От такой наглости Коко вначале даже оторопел, но затем вскочил на ноги и бросился на непрошеного гостя с лаем. Но поводок мешал ему достать до рыжего. А тот, чуть отодвинувшись, искоса поглядывал на Коко и не уходил. Бродяга был печален и мирно настроен, он не стал трогать Коко. Здесь на лай вышел хозяин и прогнал рыжего пса. Коко гордым взглядом проводил пса и стал ластиться к хозяину. Тот почесал у Коко за ухом и опять удалился в дом, слегка покашливая и держась почему-то рукой за грудь. Коко не знал, что хозяин тяжело болен и болезнь эту мало кто брался лечить в их городе.

Так уходил день за днем, впрочем, Коко их и не считал. И вот в один из таких дней хозяин взял Коко за поводок и отвел на задний дворик. Там он снял с Коко ошейник и одел взамен на его шею петлю из веревки. Коко не понимал, зачем это делает хозяин, и предано смотрел ему в глаза. Но хозяин почему-то избегал смотреть Коко в глаза. Вздохнув несколько раз, он резким движением затянул петлю на шее у Коко, приподняв его от пола, так что только задние лапы чуть касались пола. Дыхание у Коко перехватило, и сознание начало покидать его. И здесь их глаза встретились. Отчаяние и недоумение увидел в глазах у Коко хозяин. Этого было достаточно, чтобы его рука ослабла, и Коко, хрипя, опустился на пол. Руки хозяина тут же освободили шею Коко от веревки, глаза их опять встретились. Теперь и те и другие глаза были переполнены тоской, у Коко из глаз покатилась слеза. Хозяин удалился к себе в комнату, а Коко так и остался лежать в дворике.

Прошло еще несколько дней. Хозяин все больше и больше слабел под натиском болезни, все реже уделяя внимание приготовлению пищи. Теперь он лежал в своей комнате, устремив взгляд в потолок, и тяжело дышал. Коко лежал рядом, наблюдая за ним. К утру, хозяин тихо умер, оставив Коко одного в доме. Коко долго и печально выл, обращая голову вверх, пока на его завывания не пришли соседи. Хозяина уложили на носилки и унесли из дома, а за Коко на следующий день пришел другой, незнакомый ему мужчина, взял его на поводок и повел из дома. Они двинулись прямо к дому веселья и всхлипов, но Коко был так опечален уходом хозяина, что отдавал мало отчета тому, что с ним происходит. И только тогда, когда его провели через ресторан на кухонный дворик, и в руках незнакомца оказалась уже знакомая ему веревка, Коко начал понимать происходящее. Времени, однако, уже не оставалось. Быстрым и ловким движением профессионала незнакомец набросил ему на шею петлю и, не давая Коко опомниться, тут же вздернул его на вытянутой руке. Коко не успел даже застонать от боли, а издал только короткий звук похожий на всхлип. Вечером в этом доме было опять много веселья и шума.

На главную