ЮРИЙ КО Миниатюры

Миниатюры

ОДИНОКИЙ ГОЛОС СКРИПКИ

Поздняя осень шелестит опавшими листьями в заброшенном саду и посылает продрогшей земле сквозь оголенные ветви деревьев косые солнечные лучи из небесной лазури. Эти лучи отражаются от хрупкого льда подмерзших с ночным заморозком луж, будто напоминая о тщетности усилий предзимнего солнца. Широкая палитра печали природной пролегает от голубизны небесной, через желтое и бардовое увядающих листьев, к бурому и черному тоскующей земли. Всё это напоминает музыку, еще не сыгранную никем. Что-то неуловимое и неразгаданное остается в единении небесного и земного...

В заброшенный городской сад глядит шумная улица окнами тыльной стороны своих домов. У одного из окон верхнего этажа, в большой комнате, стоит мальчик. В руках он держит скрипку. Его карие с поволокой глаза грустны. Он долго вглядывается в сад, будто предчувствуя разлуку, будто пытаясь запомнить навсегда эту палитру оттенков поздней осени. Со стороны улицы доносится шум. Но в душе мальчика всё отчетливее звучит музыка, объединяющая небесное и земное... Мальчик прикладывает скрипку к подбородку, взмахивает смычком, и пронзительный, тоскующий звук взлетает к поднебесью. И уже оттуда этот звук, будто захлебнувшись, начинает кружить к земле более низкими и мягкими тонами, как желтый лист в осеннем хороводе, и ложится на землю. Красивая и очень грустная музыка. Но она не совпадает с ожиданиями мальчика, потому что не выражает и половины того, что слышит его душа. Он искренне удивлен. Казалось, музыка в душе так явственна, а скрипка так послушна. Он пробует заново, но, не доиграв, в растерянности опускает руки. Маленькая скрипка не может повторить музыки его души. Мальчик плачет... Наконец, смахнув рукавом слезы, он снова прикладывает к подбородку скрипку, и вместе со смычком трепещущие звуки опять взмывают в поднебесье... Поет душа, которую никто не слышит, кроме мальчика. И звучит одинокий голос скрипки, пусть несовершенный, но который слышен осеннему саду, который могла бы услышать и шумная улица, остановив суету пустого движения хотя бы на мгновение.

ДОЛЬЧЕ ВИТА

Этот мир мы ощущаем стабильным, нерушимым. До его границ можно дотронуться, стоит только двинуть ножкой или ручонкой. Ощущение невесомости и комфорта всегда с нами, как и размеренный ритм сердца этой вселенной: тик-так, тик-так, тик-так... часами, днями, месяцами. Ни стресс, ни боль, ни страдания, казалось, не существуют... но приходит час, и всё это обрушивается на нас разом, без предупреждения. Как мы выживаем в этой давильне, знает только бог, но он хранит тайну. С деформированным тельцем мы выходим в новый мир. Он встречает нас болью, ознобом, ярким светом, шумом... мы плачем, рыдаем. Да, новый мир встречает нас страданием. Мир страданий и радостей. И лоза виноградная страдает, но сладки изумрудные ягоды по осени, пусть и терпки от перенесенных страданий. Прислонившись к материнской груди, слышим ставшее уже близким нам: тик-так, тик-так... Мы улыбаемся, ощутив постоянство. Откуда нам знать, что это хронометр вселенной отмеряет нам миг, именуемый жизнью.

Как быстротечно время! Зачем же мы подгоняем его? Наивная душа, наивные мечтания и ожидания. Бутон наливается соком, цветок распускается... но вянет, и лепестки опадают на землю. Кто знает, что ощущает цветок при этом, что чувствует желтый лист, кружась в осеннем хороводе? Мы догадываемся, что так будет и с нами. Жизнь уходит, оставляя сладость воспоминаний и унося остатки последней надежды. И некуда, и незачем уже более спешить. Мир не только встречает, но и провожает нас страданием. Этот странный, этот так и не понятый нами мир. И уход мы воспринимаем уже как блаженство, потому что только он освобождает нас от страданий... как терпка сладость жизни. Неумолимое время уносит нас в бездну, как в воронку, в новый мир из которого возврата нет. Ничего не возвращается на круги своя. Постоянство - всего лишь мираж, мечты наивной души. Но есть ли что-либо более стабильное и нерушимое, чем наш уход, спрессованный божьей милостью в мгновение. Как терпка сладость этого мгновения...

ЗИМА НАДЕЖД НАШИХ

Зима надежд наших... Эти слова, давно прочитанные и забытые, всплыли вдруг в памяти. Всплыли как свои, отражающие суть оставшегося в жизни. Кто мы после того, как промелькнули весна, лето и на исходе уже наша осень?..

Я помню себя маленьким и беспомощным, как пластилин, и уже подросшим ребенком с ощущением жизни, как бесконечный праздник. Я помню себя школьником с тягостной обузой уроков и радостью каникул, радостью освобождения хотя бы от одной зависимости из числа многих, успевших уже утомить детскую душу. В таком возрасте невозможно понять, что вся наша жизнь - это зависимость от предметов, обстоятельств и времени: прошлого, настоящего и будущего. Зависимость даже там, где мы мним себе свободу: зависимость от нас самих.

Я помню себя подростком и юношей с постоянными симптомами различных влюбленностей и ощущением приближающейся взрослости. Жизнь все еще казалась бесконечным праздником, который вот-вот развернется во всем своем великолепии. Грустный и печальный привкус уже познанных к тому времени истин не являлся помехой. Первые надежды и первые иллюзии...

Я помню себя молодым человеком, осознавшим уже некоторые реалии мира и ощутившим на себе его конкурентный характер. Мне знаком в полной мере груз ответственности, особенно связанный с появлением потомства.

Я помню себя зрелым и деятельным, преодолевающим сопротивление обстоятельств и навязывающим другим свою волю. Мне знаком вкус успехов и неудач.

Я прошел через муки совести.

Я понял всю бессмысленность жизненной суеты.

И все это, противоречивое и несовместимое, живет во мне. Я не один, нас много. Я прожил много жизней, и каждую со своими надеждами. Но приходит зима, зима надежд наших. И, когда снегом заносит последнюю надежду, что остается нам среди этой зимы?..

БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЛЮБОВЬ

Они прожили совместно долгую жизнь. В ней было все: очарование любви, аромат чувств, счастье от первенца, бесконечная тревога за его жизнь, недоразумения, размолвки, обиды, периоды отчуждения, обновление чувств, слияние душ, - пока не пришло то, что они назвали “больше, чем любовь”. Это была уже жизнь на едином дыхании, с ощущением друг друга на расстоянии, с пониманием без слов.

Но пришло время уходить, и она умерла первой. Умирала тяжело и продолжительно. Наверно оттого, что он не желал ее отпускать, а она не могла себе представить его жизнь без себя. С того момента, как осознал, что ее уже нет, он только и делал, что звал смерть к себе. Но смерть не шла. А он, не зная, что ему делать еще в этой жизни, целыми днями просиживал на ее могиле. Уже опали последние листья и покрывались изморозью цветы, которые он приносил ей. Затем пришел мороз, без циклона, без снега; кладбищенские деревья затрещали под его напором. Теперь он почувствовал, что боль души отступила, и образовавшийся вакуум заполнился льдом. Затем пришло и ощущение тепла, как будто он ощутил прикосновение ее души. Среди наступивших сумерек вдруг стало светло, все окружающее растворилось для него в небытии, и остался только один Свет. Свет... и больше ничего.

На главную